Наверное, Мэл толкала честные, хорошие и правильные вещи. Но блядь, как же криво видится мир через собранные кусочки раздолбанного кем-то витража. Треснутые и явно, явно недостаточные. На фоне рассказа Рамиса о мужиках, обещавших ему вечных жизней, а потом гробанувших авансом, пустив без штанов по площади, один играл особенно нелепую, кривую шутку, превращая жёсткое, открытое лицо Мэл в циничную даже по меркам Духа маску.
Решение было принято молниеносно.
- Звони Сету*, - отрезал Вард, тоже жёстко и непривычно чисто, без ядовитых, злобных и просто ернических примесей в голосе. Оперевшись на ледяную кружку, оставившую на ладони большой мокрый круг, Хоган поднялся с кресла и развернулся к небольшому окну - темнота, фонари над стоянкой, или что там было, светящиеся глаза домов - спина в драной, обгорелой тряпке, некогда бывшей вполне себе одёжкой, загораживала задумавшуюся ночь всего мгновение. А потом Дух обернулся, и нечистой маской оказалось уже его лицо, растянувшее рот в оскале.
- ... и идите вместе с ним нахуй.
Разбег был коротким, очень, кажется, пальцы всё-таки царапнули спину, оставив фантомное ощущение касания, а может, это только показалось - в следующий миг сгруппировавшийся снаряд прошиб стекло, вынося заодно скаредно прихваченную раму. Крыша машины, стоящей внизу, жалобно хрюкнула, совсем не оценив страстно упавшее на неё тело, и даже красивый по-своему дождь осколков, осыпавший её мелодичным сверкающим дождём.
Скатившись с промятой крыши, Дух вскочил на ноги и помчался вдоль стены, не обращая внимание на горячий крап, обдающий колени; взгляд нащупывал переулок поуже, куда можно было бы нырнуть, путая следы.
Дыра нашлась неожиданно быстро, даже внезапно, наметившись прямо посреди мелькающей от скорости пейзажа. Дух её появления не понял и тут же получил подножку, грохнувшись на неожиданно подломившееся колено. Чертыхнувшись, вскочил, но снова вспахал асфальт, уже смутно удивляясь чёрным кляксам, быстро, как пятна на шкуре мультяшного долматинца, окружающим натянувшиеся, продранные джинсы, отчего-то сменившие цвет одной штанины на радикально-чёрный. Дыхалка тоже начала как-то внезапно кончаться, стягивая грудь мерзким тугим ремнём.
Запоздало схватившись за ногу выше весело фыркающего фонтанчика, выбивающегося из-под обломанного на уровне кожи осколка, Хоган дёрнулся, облапав штукатурку отпечатком бестолково шарящей руки. И тут земля всё-таки пересилила, потащив размякающее в мокрую вату тело вниз, к себе поближе.
Я уже говорил когда-то, что все мы рано или поздно дохнем? От ножа, от пули, подавившись гамбургером из гнилой... (хотя, нет, ну это совсем отстой), пропилив на всей скорости ограждение на резком повороте. Нарвавшись на мудаков из соседнего района, а потом на местных боссов. От ножа и пули не лучше, но быстрее; навернувшись коверкать землю и красивую жестяную банку с лошадями под капотом - грязнее, но всё это как-то азартней, адреналин не даёт тебе в неё слишком пялиться. В Бездну. Или как там пиздел этот умный, но повёрнутый чувак, Ницше.
Оранжевый фонарь, спорящий лишь цветом с напряжённо прикипевшими к нему глазами, был верным слушателем мыслей, судорожно цепляющихся за то, за это, силясь перебить тошный хаос, гуляющий по пустеющему телу. Бешеная дробь задыхающегося сердца, тошнота желудка, видимо, решившего эвакуироваться с давшего течь фрегата, нарастающий шипящий звон, постепенно пожирающий улицу, подбираясь к ярко светящемуся маяку. Они почти пришли к компромиссу, когда маяк внезапно загородило лицо.
Потеряв прежний, сговорчивый ориентир, Вард сосредоточился на новом объекте, ожидая чего угодно - и ничего хорошего. Поплывшая реальность снова стала невыносимо реальной, улица - просто вонючей улицей, только агония продолжала равнодушно выключать тело, уже отрубив ощущение ног и подползая выше и выше. Насмешки над "засранцем", решившим умотать без разрешения; "да ладно, я помогу тебе, парень, закончим всё быстрее"; просто деловитое выжидание ради уверенности, что все секреты точно надёжно закопают где-нибудь рядом с Рамисом. Но Бездна пришла с новым предложением, поддев засыпающее желание выжить, оно всегда было очень живучим, желание выжить.
Может, и этот триггер уже не сработал бы. Хотя, сейчас Бездна, то есть, Мэл, ещё раз серьёзно удивила – зачем снова вопросы, когда дело уже сделано, просто заверши его как хочешь?
Мелькнувшее видение другой рожи, упёртой, не заплатившей, ска, ни по одному счёту, уже не оскаленной и проспавшейся от своего "успокоительного", довольно поржущей повороту событий (непонятливый пиздец сам наебнул себя об стену, хахаха) и попрущей себе дальше. А по свету ещё шарашится чёртова куча Колдунов. Пожалуй, это и стало последней каплей.
Глаза, выдававшие, что финиш ещё, в общем-то, не порван, лишь мелким подрагиванием обгоревших почти на корню ресниц, на мгновение налились слабой, но определённо живой мыслью. А потом веки опустились, подтверждая вполне недвусмысленно, что "передумал" сейчас длинновато, но – да, передумал.
- Да, - первый сбой, больно стиснувший затрепыхавшееся сердце, подстегнул пересохший язык, заставив тот резко отклеиться и заверить выбор вербально.
Кивок присевшей фигуры потерялся среди волн тёмной ряби, постепенно стирающей улицу, но голос, кажется, предложивший держаться крепче и ни черта не бояться, всё-таки принадлежал этому миру. В каком-то смысле.
Не бойся… Наверное, это всё равно должно было быть страшно, только страх уже тоже не работал. Выключился, как рубильник, есть такая граница, за которой на страх уже просто не хватает энергии, отчаянно и бесполезно перебрасывающейся на самые простые процессы. Никаких рывков, резких движений. Одна рука, пачкая одежду склонившейся Брухи, с почти прежней цепкостью сжалась на складке куртки. Ненадолго, словно единственной целью и было сотворить шкоду, оставив на не самой чистой спине ещё один липкий отпечаток.
***
Темнота, сменившая тягучий кайф, окончательно погасивший все чувства, не была пустой. Больше – темнота не была мёртвой. Пронизанная энергией, как статическим электричеством, она была везде, заполоняя совсем не аморфный, замкнутый мир внутри неровно очерченного полем круга, стерильно чистого от всего человеческого, на много миль вокруг не было и не могло быть ни единого человеческого существа, хотя человеческая жизнь чётко ощущалась где-то вдалеке, за чёрной пилой леса, кромсающей ночное небо.
Беззвёздного – это было видно через дыры в крыше здания, наверное, когда-то оно было величавым, но теперь больше напоминало ублюдка огромного узкого двухэтажного сарая и церкви, за каким-то чёртом оказавшейся здесь. Дерево стен и полов, трухлявое, прогнившее насквозь, местами уже обвалившееся от усталости и разъевшей его порчи, винтом уходило вверх, на второй этаж. Там кто-то был.
Доски бесстыдным скрипом выдавали каждый шаг – нерешительный, словно человек там, наверху, никак не мог сориентироваться в окружении и действиях. Один, второй. Затем двинулся через мутную темноту, направляясь к лестнице; поступь, тяжёлая и неспешная, как у отяжелевшего, растерявшего ловкость под грузом лет, выбивала из потолка невидимые облачка пыли, волнуя бурлящую над травой тьму.
К лестнице. Перила отчаянно застонали, почти крича скрипучими голосами от прикосновения того, кого всё ещё не было видно, сверху хлынули волны запаха, запах чувств, мыслей, эмоций, густой, как газ, не расползался куда попало, тянулся, как прозрачная рука, обдавая пониманием, участием, желанием помочь, почти испуганным и пугающе настойчивым. Но чем ближе к площадке звучали шаги, тем большее отторжение охватывало душу, уверенность, что нельзя принимать руку, нельзя даже смотреть, и уж тем более ни в коем случае нельзя подпускать это (этого?) к себе.
В момент, когда шествующая вниз тяжесть должна была оформиться в фигуру носителя, показаться в поле зрения, а запах превратился в призрачный, крепнущий голос, отторжение переросло в неудержимое стремление бежать.
***
Голос превратился во вкус. И снова запах, одуряющий, как крепчайший наркотик, но правил всем вкус. Что знают о жажде истощённые дети аравийских пустынь, впивающиеся в дольку сочной дыни первого урожая после длительной изнуряющей засухи?.. Ничего. Вкус, смутно знакомый, уходил внутрь, наполняя и ещё больше будоража внутреннюю пустоту. Со вкусом приходила сила, но её было слишком мало! Красная, словно обтянутая перчаткой рука резко дёрнулась, задевая что-то, отозвавшееся тяжким гулом. Конечно, это была всё ещё почти человеческая рука, а сортир, как и всё в баре, показывал высший пилотаж стойкости, но случайный удар вышел неожиданно сильным.
Открыв глаза, Вард уставился в лицо. Снова лицо, уже освещённое сверху и подсвеченное отражением от кафеля, знакомое, слишком знакомое взглядом, татуировками. На мгновение отпустив руку женщины, Дух, или то, что сейчас обживалось в его теле, заворочался на полу, приподнимаясь и выискивая взглядом… что-то, что сейчас было нужно, как воздух. Всё более беспокойно, давая понять, что если нужное не будет найдено, целью снова станет безумно пахнущая рука… или что-то другое. Что-то. Кто-то. Какая разница?
Хватка, прервавшая активность, угрожающе нарастающую на полу барного сортира и грозящую вырваться за пределы маленького, провонявшего куревом и сортирным парфюмом мирка, снова немного выбила Духа из какой-то скользкой, затягивающей и чертовски опасной колеи. И снова оранжевые глаза уставились в лицо Мэл. Вроде бы, даже вполне человеческие глаза, впрочем, обвинить в неоспоримо адекватной человечности зыркала Духа было нельзя никогда вообще, так что вопрос тут был спорный. Но дозволять ситуации распоясаться и пуститься на самотёк никто тут и не думал.
- Гэх! - скривившись (вполне по-человечески), Дух попытался отдёрнуть лицо от какой-то пластиковой херни, которую ему зачем-то тыкали в рожу, но не преуспев, внезапно для себя хватанул (фак, что?) раздражающую херь, как доберман, всё ещё воспитанный (нууу... да, да, ок), но конкретно затраханный плюшевым зайцем, подставленным для целования на ночь.
И снова вкус, правда, не такой божественно кайфовый, попреснее, обдавший язык не очень-то клёвым и освежающим холодом, отмёл все вопросы. Навыков заливаться из пластиковой плоской херовины, лопнувшей, как обожравшаяся медуза, Вард нахвататься пока не успел, но и с этим разобрался быстро, хотя, примерно на втором пакете в голове уже смутно брезжило, что засасывать, как клоп с дикого бодуна, уливая морду и шею прохладительными нектарами под чьим-то внимательным взглядом - это как-то не кул.
Окончательно прояснилась голова уже над унитазом, от которого Дух мучительно жилил давно покинувший желудок завтрак. Притяжение белого друга всё-таки пересилило, но вышла только пена и недвусмысленно красная жижа, с рёвом унёсшаяся в водяной воронке, оставив смутное чувство потери, чёткое – дизориентации, и злящее, почти мучительное - нового голода.
Оглянувшись через плечо на спокойно наблюдающего "благодетеля", Вард начал подниматься на ноги, мельком зацепив в зеркале над краном отражение то ли каннибала, не дождавшегося тепловой обработки противника, то ли статиста из сраного ужастика, то ли жертвы стрёмного ДТП
- Пиздец, - поделился он наблюдением с косящимся из зеркала пугалом и стоящей там же, рядом Мэл - Дух вообще имел талант втискивать богатейшую палитру мыслей и эмоций в крайне лаконичные формы, - и повернулся к новоиспечённому (а кто она, мать её, создатель, что ли?) сиру, настоящему, не зеркальному. Взгляд предательски скользнул к оставшимся упаковкам консервированной крови, зеркало тоже хотелось подойти и потрогать, окончательно поверить, что оно и желтоглазая чупокабра внутри - настоящие, а не очередной наплыв астрального прихода. Но приоритеты уже начали брать верх, раскидывая пенделями всякую второстепенную шушару и занимая законные доминирующие места.
- Что теперь… дальше?
Опять прозвучало как-то слишком глобально, но вот здесь как раз было вполне очевидно, что за ядерной масштабностью постановки толпится целая хренова куча более прицельных вопросов, только определиться, который прокинуть первым, субъект, вопросительно смотрящий на Рудольфа и ещё не выбарахтавшийся из бушующего в голове сумбура, пока не может.
Отредактировано Ward Hogan (2018-04-13 20:34:24)